Алевтина Добрынина: Дальше уступать уже некуда
Российская актриса театра и кино, певица и композитор Алевтина Добрынина охарактеризовала проблему современного искусства, назвала защитников российской культуры и пояснила, почему Россия — наиболее развитая цивилизация.
— Алевтина, как Вы стали поющей актрисой?
— Я пишу песни с 11 лет. В детстве ходила в музыкальную школу, где училась по классу фортепьяно, затем мама поспособствовала тому, чтобы я научилась играть на гитаре. На вступительных экзаменах в ГИТИСе я исполняла песню собственного сочинения.
В ГИТИСе я училась на режиссёрском факультете, в актёрской группе мастерской Андрея Александровича Гончарова. И со 2-го курса стала работать в театре Вл. Маяковского, художественным руководителем и главным режиссёром которого был наш мастер. Андрей Александрович любил мои песни, именно так он меня и настроил — как поющую актрису. У него вообще все артисты поющие и пишущие. В театр приходили высокие гости, и студенты выступали перед ними: я пела свои песни, мой однокурсник Игорь Лебедев читал рассказы собственного сочинения, совершенно гениальные.
— Расскажите, пожалуйста, о Ваших однокурсниках.
— Мои однокурсники — это гениальные, грандиозные и очень талантливые люди. Это Аня Ардова, Сережа Удовик, Дима Прокофьев, Лара Домаскина, Никита Тюнин, Саша Макагон, Андрей Рогожин, Ксения Кузнецова.
До нас было не менее, а возможно, и более яркое поколение: Юля Силаева, Любовь Руденко, Юра Коренев, Юра Соколов, Ира Аугшкап-Серова, Оля Прокофьева и др.
Ранее в мастерской Андрея Александровича учился блистательный Игорь Костолевский, ещё раньше — легендарные Анатолий Папанов и Евгений Леонов.
Наш мастер также воспитал уникальных режиссеров: Юрия Иоффе, Евгения Каменьковича, Сергея Голомазова, Стафиса Левафиноса, Андрея Борисова (Якута), Эймунтаса Някрошюса.
Всё это плеяда людей — носителей школы, театральных традиций, которые бережно передаются по наследству некоторыми из них, и это большое счастье.
— Для чего и кому это нужно?
— Необходимо сохранять преемственность поколений и передавать знания, причем не только молодым творцам, но и состоявшимся, которые не имели возможности учиться у великих мастеров.
Андрей Александрович учил артиста прежде всего создавать себя, считал главным развивать образное мышление. Он говорил, что необходимо вселить в артиста веру в высокое призвание. Для режиссера главным считал развивать обострённое внимание к духовному началу в человеке, стремление раскрыть характер через действие, поступок. Театр же был для него не иначе как храмом.
— Как бы Вы сформулировали проблему современного российского театра?
— Мне кажется, что актёр и режиссёр сегодня вошли в противостояние. Артисту хочется играть роли, но у него изначально нет большой амплитуды выбора, а режиссёр сегодня загоняет его талант внутрь, подчиняет своей воле. В результате актёр становится куклой, марионеткой, исключена его личность, обесценивается его талант. Принимают человека за его дар, а потом этот дар запирают в грудную клетку, и режиссер говорит: меня не интересует твоё, я хочу выразить своё. И ты должен вот здесь в углу спокойно стоять, завёрнутый в скотч, и смотреть куда-то. Режиссер сегодня — это человек, который использует тела актёров, но не их дар.
— Когда и почему это случилось, с Вашей точки зрения?
— В своё время Андрей Александрович предупреждал нас, а мы ему не верили. Он говорил, что придёт время дилетантизма, и он будет процветать, а люди, которые никогда не учились театральному мастерству, станут популярными режиссерами, успешными людьми, лидерами мнений. Мы так смеялись над этим, мы думали, что это невозможно, а он оказался прав. Уходят великие люди, вступиться за искусство становится некому. Я очень благодарна Никите Сергеевичу Михалкову за то, что он является защитником русской культуры, за его смелость, за его любовь к искусству, к артисту, к России.
— Это тенденции последних лет?
— Не могу так сказать. В каждом поколении были сомнительные деятели искусства — скорее дельцы, которые откуда-то выныривали, но потом, правда, быстро растворялись, исчезали куда-то. На эту тему я разговаривала со своим преподавателем Алексеем Бартошевичем. На мой вопрос, почему на его глазах происходит деградация, а он молчит, Алексей Вадимович ответил, что этот период надо просто пережить — всё лишнее должно само по себе исчезнуть, растаять, не нужно акцентировать на этом внимание, и оно уйдет в забвение. Может быть, и так. Но мне было бы приятнее, если бы наши современные деятели театрального мастерства делали свою работу так, чтобы никому за нее не было стыдно. Чтобы можно было прийти в театр с детьми, с бабушкой, дедушкой и посмотреть спектакль без половых актов, мата и прочего эпатажа.
— Для Вас безусловным авторитетом и защитником русской культуры является Никита Михалков. Кого бы Вы назвали ещё?
— Валентин Гафт, Борис Гребенщиков, Алексей Бартошевич, Дина Корзун, Константин Хабенский, Александр Проханов, Александр Розенбаум, Владимир Спиваков, Денис Мацуев, Николай Цискаридзе. Это люди, на мнение которых можно положиться, за которыми можно смело идти.
— Как, по-Вашему, они могут защитить культуру нашей страны?
— Возможно, они смогли бы объединить тех, кто создает настоящее искусство, и помочь им. У интеллигентных людей есть одна черта — часто они не могут лишнего слова вымолвить, уступают, а мы сейчас в такой ситуации, когда уступать и отступать уже некуда, и если мы еще немного помолчим и позволим расцветать этому дилетантизму и пошлости, то придём к точке невозврата. Именно поэтому силы добра должны объединиться и громко заявить о себе.
— Кто они — настоящие художники? Каких современных авторов Вы бы отметили?
— В современной российской музыке появилось новое направление — литрок. Меня впечатлили ребята из группы «Кабиасы», у них настоящий литературный язык. В литературе это Евгений Водолазкин, Александр Цыпкин, Феликс Кривин, Олеся Емельянова, Светлана Копылова, Каринэ Фолиянц и др. В театре — Юрий Иоффе, Владимир Иванов, Сергей Землянский, Сергей Голомазов, Евгений Каменькович. Иными словами, нам есть чем блеснуть.
— Интересуется ли Запад русским искусством?
— Мне кажется, Запад вообще интересуется всем русским. Потому что мы не такие, как они. Им интересно, почему мы по-прежнему живы, где источник нашего жизнелюбия, стойкости и сострадания. Для них загадка — почему русские любят жизнь!
— А русские любят жизнь?
— Конечно! Посмотрите на наш народ. Людям не важно, что часто они живут в каких-то стеснённых условиях, не в том комфорте, в каком пора бы уже жить, но они невероятно жизнелюбивы. Как в деревне поют и танцуют под гармошку, под гитару, как в церковь ходят, молятся — за себя, за других. Посмотрите на степень сострадания к ближнему — как народ свои копеечки высылает нуждающимся детям, родители которых по телевизору взывают о помощи. Я очень горжусь нашим народом, нашим прошлым, даже нашими ошибками горжусь!
— В чём заключается наш культурный код?
— Культурный код россиян заключается в нашем жизнелюбии, нравственности, величии, народности, единстве и доброте.
— Есть мнение, что своей самобытностью мы тормозим развитие России в условиях глобализации.
— Я думаю, что Россия своей самобытностью как раз совершает прорыв, а всем остальным нужно подсобраться, включить разум, совесть и последовать за ней. Россия — это любовь. Культурный код России заключается в любви. Без любви всё ничто, вспомним, что говорил апостол Павел. И что любопытно, сегодняшняя молодежь это прекрасно осознаёт. На курсе у моей дочери Насти (актриса Анастасия Добрынина – РФК) во ВГИКе, в мастерской Игоря Николаевича Ясуловича, учатся ребята, которые ценят и любят настоящее русское слово. Они глубоко изучают Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, их интересуют глубинные вопросы русского человека, русской истории — всего, чем мы можем гордиться. Вообще хочу отметить, что наша молодежь гораздо даровитее нас, представителей предыдущего поколения. Придёт время, и они будут делать такое, чему восхитится весь мир. Это наши новые пушкины, чайковские, лермонтовы. Мы будем ими гордиться. Это время уже наступает, им просто нужен лидер, который повёл бы их за собой. Только не надо в грязь наступать, она нас тормозит, засасывает.
— Что Вы скажете о российской провинции?
— Зритель там очень хороший, добрый, открытый, и ему очень хочется присоединиться к великому, мудрому, найти подтверждение своим мыслям. В России живут очень интеллигентные и образованные люди. У них много серьезных вопросов — о душе, совести, предательстве, чести, им хочется обсуждать их, выразить своё мнение, понять, что они не одиноки со своими мыслями и сомнениями. И вдруг, когда они видят, что стоит на сцене человек со схожими ценностями, то сразу видят в нём родную душу. Это мощный энергетический заряд, словами не выразить.
Конечно, нам, артистам, трудно самостоятельно выезжать за пределы Москвы, у нас просто нет на это средств. Но встреча со зрителем в регионах — это всегда радость. Туда надо ездить, вплоть до последней деревни. Там живут люди, прекрасные люди.
— Давайте вернёмся к Вашему творчеству. Расскажите, пожалуйста, о Вашей деятельности в данный момент.
— У зрителя в последнее время появилась необходимость не столько танцевать под музыку, сколько слушать ее. Люди нуждаются в доверительном разговоре, поэтому я всё чаще исполняю свои авторские песни на площадках Москвы и Московской области.
В этом году я стала лауреатом международного фестиваля авторов современного русского романса и лирической песни «Очарование», а также получила приз зрительских симпатий во II Международном кинофестивале «Сезон любви — в каждом сердце».
Еще я снялась в короткометражном фильме «Стёпа» (по рассказу Ивана Бунина), который с успехом был представлен на российских и международных фестивалях. В картине я исполняю свой романс «Вы пробиваетесь ко мне».
— Современный романс. Так Вы определяете жанр, в котором поёте?
— Можно еще сказать, что сочиняю и исполняю лирические песни. Вообще у меня неопределённый жанр, с этим даже вышла целая история. Барды меня не приняли, они сказали, что мои песни не бардовские, хотя я, вроде как, исполняю их под гитару. В то же время у меня не совсем рок — немного другая музыкальная структура. Я продолжала размышлять — может быть, это фолк? Нет. Романс? Нет, романс — это размерный ряд, а мои песни, как шутит мой сын Иван, безразмерные. И однажды один продюсер сказал, что мои композиции — это женские монологи о любви под гитару. Мне кажется, что это абсолютное попадание. Закончить нашу беседу хотелось бы четверостишием из моей песни:
«Что смелые люди уходят ещё до зари,
Что самые главные всё же слова о любви.
Что гордые, будто бы глыбы, один на один,
Как громадные корабли, остаются среди льдин».
Фото – из личного архива Алевтины Добрыниной